Может, и боян, но лично я получил литературный оргазм. Эти стилизации стократ круче пародий на «Наша Таня громко плачет». Итак, ниже — «Жил был у бабушки серенький козлик» от различных писателей и поэтов.
АННА АХМАТОВА
Я у бога просила, старая:
Сохрани мне козлика, господи!
За здоровье его много слез поди
Пролила я ночами, старая.
Но ушел от меня мой серенький,
Не взглянул даже, как я плакала.
Лишь цепочка на шейке звякала,
Когда в лес убегал мой серенький.
А ведь чуяло сердце вещее,
Что печаль мне от бога завещана —
Видеть рожки его ветвистые
Да копытца, когда-то быстрые.
ИСААК БАБЕЛЬ
В глубине двора, распираемого пронзительными запахами лука, мочи, пота и обреченности, полуслепая бабушка Этка колдовала над сереньким козленком. Багровое лицо ее, заросшее диким мясом и седой щетиной, хищно склонялось над лунными зрачками, негнущиеся распухшие пальцы шарили под замшелым брюхом, ища вымя.
"Дурочка, - страстно бормотала Этка, - куда ты спрятала остальные титьки, рахуба несчастная?" Розовые глаза козленка застенчиво мигали.
"Молодой человек, - строго сказала мне Этка, - знайте, что если бог захочет, так выстрелит и веник. Пусть они мне продали не козу, а козлика, все равно я его люблю, как свое дитя люблю!"
Прошел месяц. Весна текла над нашим двором, как розовая улыбка. В ликующих лучах малинового заката навстречу мне сверкнули перламутровые бельма старой Этки. Она несла в грязном переднике козлиные рога и ножки и скорбно трясла седой головой.
"Молодой человек! - крикнула она страстно рыдающим хриплым голосом. - Я вас спрашиваю, где Б-г? Где этот старый паскудник? Я вырву ему бороду! Зачем он наплодил волков, хвороба на них! Они съели моего козленка, мое сердце, мою радость: он убежал в лес, как дурачок, а они напали на него, что это просто ужас!"
Я молча отошел в сторону, давая излиться этому гейзеру скорби.
КОНСТАНТИН БАЛЬМОНТ
В искрах лунного сиянья
Сквозь лучей его мерцанье
Вижу смутно очертанья
Я старушки и козла.
Пьют любви до края чашу
Все слияннее и краше,
Но козла в лесную чащу
Злая сила увлекла.
Волки мчат во мраке ночи,
Это искрятся их очи,
В час глубокий полуночи
Козлик в жертву принесен.
На траве белеют ножки,
Козьи ножки, козьи рожки,
И старушка по дорожке...
...Старый, милый детский сон.
САША ЧЁРНЫЙ
Убивалась старуха над козликом серым
(Плачь, чтоб тебя разорвало!).
Рожки целует (ну и манеры...).
Тифу, даже мне жалко стало.
И чего смотрела старая дура?
Убежал ведь под самым носом.
Ну, а в лесу, брат, волки не куры,
Неприкосновенность личности у них под вопросом,
Любила, отдавала последнюю крошку
Да волкам козла и скормила.
Оставили бабушке рожки да ножки.
С волчьей стороны и это очень мило.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
Рязанские лощины,
Коломенская грусть.
Одна теперь в долине
Живу я и томлюсь.
Козел мой златорогий
Гулять умчался в лес.
И свечкой четверговой
Горел окрай небес.
Рычали гневно тучи,
Мотали головой,
Уступы тьмы дремучей
Глотали тучий вой.
Я проклинаю Китеж
И тьму его дорог,
Восстал бездонный вытяж,
Разорван козий бог.
Стучали волчьи зубы
В тарелки языков.
Опять распят, погублен
Козлиный Саваоф.
О, лебедь гнутых рожек
И ножек серый гусь.
Рязанские дорожки,
Коломенская грусть.
НИКОЛАЙ КАРАМЗИН
Любезный читатель! Сколь приятно и умилительно сердцу видеть дружбу двух существ любящих. Всей чувствительной натурой своей бедная старушка любила серенького козлика; знайте же, грубые сердцем, что и крестьянки чувствовать умеют.
Но увы! Сколь часто неблагодарность, сия змея, на груди человеческой отогретая, свивает себе гнездо в душах существ обожаемых.
Сей серенький козлик был склонен более к опасностям жизни бурной, нежели к прелестям мирного существования селянина на лоне сладостной Натуры под кущами зеленых садов, среди цветущих дерев и приятного ручейков лепета.
В чаще непроходимых дубрав нашел наш серенький козлик погибель свою от острых когтей и зубов косматого чудовища лесов Гиперборейских — серого волка. Лишь в знак любезной памяти дружбы и умиления сердечного оставило оное чудовище бедной старушке, горькие слезы в тиши ночной проливавшей, рожки и ножки существа, столь горячо любимого и столь печально погибшего.
ИВАН КРЫЛОВ
У старой женщины, бездетной и убогой,
Жил козлик серенькой, и сей четвероногой
В большом фаворе у старушки был.
Спал на пуху, ел сытно, пил допьяна,
Вставал за полдень, а ложился рано:
Ну, словом, жил
И не тужил.
Чего же более? Но вот беда —
Мы жизнью недовольны никогда:
Под сению дерев на вольной воле
Запала мысль козлу прогулку совершить,
И, не раздумывая доле,
В соседний лес козел спешит.
Он только в лес — а волк из лесу шасть!
В глазах огонь, раскрыл грозящу пасть —
И от всего козла осталося немножко:
Лишь шерсти клок, рога да ножки.
Сей басни смысл не трудно угадать:
Не бегай в лес, коль дома благодать.
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
У старушки колдуньи,
Крючконосой горбуньи,
Козлик был дымно-серый, молодой, как весна.
И колдуньино сердце
В тихо грозовом скерцо
Трепетало любовью, как от ветра струна.
На газоне ажурном
Златополднем пурпурным
так скучающе-томно козлик смотрит на лес.
Как мечтать хорошо там,
Сюпризерным пилотом
Отдаваясь стихийно тишине его месс.
Ах, у волка быть в лапах
И вдыхать его запах —
есть ли в жизни экстазней, чем смертельности миг.
И старушке колдунье,
Крючконосой горбунье,
Подарить импозантно лишь рогов своих шик.
МАРИНА ЦВЕТАЕВА
Вчера лишь нежила козла, —
Слиянье черного и белого,
А нынче я уж не мила —
"Мой козлик, что тебе я сделала?"
Вчера еще в ногах лежал,
Взаимно на него глядела я,
А нынче в лес он убежал —
"Мой козлик, что тебе я сделала?"
И серым волком в злом бору
Похищенное, похищенное,
Ты, счастие мое, ни тпру,
Ни ну — сожратое, сожрённое.
И только ножки да рога,
Вот — ножки да рога успела я
Прибрать от зверского врага —
"Мой козлик, что тебе я сделала?"
Как жить теперь — в сухом огне?
Как в степь уйти заледенелую?
Вот что ты, козлик, сделал мне!
"Мой козлик, что тебе я сделала?"
AЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ
Куда же вы ушли, мой серенький, мой козлик,
С бубенчиком на лбу и с лентой на рогах?
Грустит ваш сад. Наннет-старушка плачет возле
Об умершей любви, о майских прошлых днях.
В последний страшный час я видел вас так близко,
В далекий темный лес вас мчал кабриолет.
Под тяжестью волка потом вы пали низко,
Лишь ножки и рога оставив для Наннет.
БОРИС ПАСТЕРНАК
Старуха. Домик. Хлев и серый козлик.
И ничего. И к козлику любовь,
Что каждый мускул мускусом пронижет,
Мускатным шумом пенным, как прибой.
И небо грузным куполом соборным
Над бором, взбросившим, как бровку, вверх
Фестоны темные бессонных сосен.
И ничего. Старуха. Козлик. Лес...
Рвалась на волю волн озонных жажда
Сплошным "ме-ме": туда, туда бы, в бор!
Играя в прятки перед тем, как прянуть,
В бору мечась, волчком вертелся волк!
И призмой слез уже в глазах козлиных
Расколот мир на эллипс и на ромб...
Козленка нет. Старуха, хлев и домик.
Рога и ножки. Больше ничего.
АЛЕКСЕЙ РЕМИЗОВ
Смрад от козла пошел.
Пахкий, жёглый смрад. Заегозила старуха: "Ух, хорошо. Люблю". А козел бычится, копытом в брюхо: "Уйду я от тебя, наянила ты мне. В лесу шишки сосновые, дух зёмный, ярый". Убег, копытами зацыкал, аж искры пых, пых. А в лесу волк сипит, хорхает, хрякает, жутко, жумно, инда сердце козлятье жахкает. Заскрыжил волк зубом; лязгавый скрыл, как ржа на железе. Хрякнул, хрипнул, мордой в брюхо козлятье вхлюпнулся, - кровь тошная,
плевкая, липкая. Гонит старуха, рыдом ревет, рожки да ножки козлятьи собирает, тонкие, неуёмные...
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
Скрипела старуха,
Телега словно,
кха,
кхо,
кхе,
кхи.
Великолепно мною уловлены
Старухины все грехи.
Дрянной старухиной
Хаты возле
Разрушенный
Был
Хлев.
Маленький, миленький серенький козлик
Валялся там на земле.
Вздумалось козлику в лес погуляти —
Какое же дело мне.
Нo я, старуха,
Аккумулятор
Загубленных козьих дней.
А мне, козлы, те, кого обидели,
Всего роднее и ближе.
Видели,
Как собака бьющую руку лижет?
Напали на козлика серые волки,
Душу кровью облив.
Встала дыбом
Испуганным, колким
Седая щетина земли.
Остались бабушке рожки да ножки.
Теперь ей козе какой?
В алтаре
Альтами
Звезды крошки
Со святыми упокой!